«Я вырасту — буду много хлеба печь!»
О себе, о судьбах таких же детей войны, как и она сама, о том, как ценили они не только краюшку свежего хлеба и крошечки от нее, но и сам запах выпекавшихся на успенской пекарне буханок, рассказала «рассветовцам» жительница села Успенского Раиса Дмитриевна Мологина (в девичестве — Гуржиева), родившаяся в 1940-м году. И сегодня мы делимся ее воспоминаниями.
— Очень мне хотелось, чтобы молодые поколения тоже узнали настоящую цену хлеба, чтобы послушали они о тех далеких уже временах, в которые довелось жить мне и моим сверстникам, — так начала наш разговор Раиса Дмитриевна. — А еще сильнее — желание рассказать о нашем хлебокомбинате, который начинался с простой пекарни, что располагалась на улице Ленина райцентра, там, где сегодня — магазин «Магнит».
«На пекарне я и присохла…»
— Что видели в войну и после нее мы, дети того времени, чьи матери работали в колхозах? — продолжила собеседница. — Да мало чего радостного… Мам наших увозили на работу еще затемно и привозили тоже ночью. А мы, как говорится, где упали, там и спали. Утром встаем, а есть нечего… Ходим по пустырям, которых было тогда много, ищем траву съедобную. И находили! Годы были послевоенные, трудные. Даже огороды, можно сказать, не сажали, потому что за войну все, что было, доели и фронту отдали. Потом со временем стало полегче.
Уже лет с девяти-десяти посылали нас матери в очередь за хлебом, которую мы занимали с вечера. Напротив пекарни был такой магазинчик, куда дедушка Блискавка через дорогу привозил на конке хлеб в специальном коробе. Не знаю, сколько буханок он доставлял — нам, детям, его никогда не доставалось. Зато была возможность, отслеживая свою очередь, заглядывать в окна пекарни, в щелочки под занавесками: уж очень было любопытно узнать, как же рабочие хлеб пекут.
Под окнами с той стороны стояли деревянные корыта, и мужчины вручную месили в них тесто. А как уже выпекали хлеба, нам было не видно, поэтому не могу сказать, какая там печь была. Знаю только, что топилась она дровами. И как же вкусно там пахло! Но мы никогда у пекарей не попросили даже отломавшейся корочки (а брак такой при выпечке случается, при нем снимается с линии вся хлебная буханка: сама на хлебокомбинате работала, знаю об этом не понаслышке), никогда не подходили даже к порогу пекарни. И никогда того хлеба так и не попробовали… И, может быть, поэтому я хорошо запомнила, как приговаривала, заглядывая в щелочку: «Подождите, люди! Я вырасту — буду много хлеба печь. Всем хватит!»
А потом эта пекарня сгорела. Под постройку новой просили маму отдать огород (у нас там рядом был большой земельный участок). Но она не разрешила: «Я буду на нем кукурузу сажать, — сказала, — детей надо же кормить!» И это хорошо, что уже кукуруза росла, что урожай был, что семенами разжиться получилось — голодное время отступало в прошлое. Вот так, благодаря этой кукурузе, мы и выжили.
Вскоре в колхозе начали выдавать зерно пшеницы, которое мололи на мельнице, а мама из этой муки в летней печке, сложенной во дворе, пекла хлеб. Я и сейчас его помню: такой белый, такой вкусный!
А еще хорошо помню, на летних каникулах ходили помогать нашим мамам на ток, куда пшеницу свозили. Это с пятидесятых годов уже действовало в районе несколько крупных колхозов и совхозов. А в сороковые только в селе Успенском колхозов было несколько: «Большевик», имени Танёва и Чапаева, Буденного и Крупской да «Факел революции», в которые влились все ранее образованные мелкие колхозы и коммуна «Нова Крыныця». Контора «Факела», к примеру, располагалась на улице Почтовой, в большом доме, в котором уже после реорганизации района находились редакция «Рассвета» и офис «Союзпечати».
Сам же ток был за железной дорогой, напротив нашего села, только далековато. И вот мы туда детьми ходили сортировать пшеницу. Мамы наши на току работали днем, а мы уже сменяли их на ночь, получается. Присматривал за нами и руководил нашей работой мужчина. Сортировочную машину приводили в рабочий режим вручную: кто-то ее крутил, а кто-то насыпал в нее зерно. Пшеница была «грязная»: с пылью, с бурьяном, с кусочками соломы — а так она просевалась, доводилась до нормы. Нам разрешалось еще и поспать немного до утра в пшеничных буртах. Просыпались мы уже тогда, когда наших матерей привозили на бричке работать. И уходили так же пешком домой. Да и не на чем нас, ребятню, возить в то время было.
Так и жили… Уже когда я закончила семь классов и пошла в восьмой, мама моя упала с брички… Лошади понесли, многие женщины не смогли в ней удержаться: скамеек в повозке не было, каждый сидел там, где сумел притулиться, и держаться за то, за что получилось ухватиться. А хвататься-то было практически не за что… В такой ситуации уже не до учебы стало: пришлось вместо школы начинать работать. Было мне в ту пору лет пятнадцать.
В 1950 году произошло укрупнение мелких колхозов. Правительство страны мотивировало это решение необходимостью улучшения культуры земледелия, повышения урожайности и использования на полях мощной техники с максимальной ее отдачей. Так в селе Успенском появился колхоз имени Ленина, позже переименованный в «Путь Ленина».
В него вошли 14 мелких колхозов: как уже называемые в сегодняшней публикации имени Чапаева, Буденного, Крупской, Танёва, «Большевик», «Факел революции» (село Успенское), так и расположенные в других близлежащих населенных пунктах — «Красный партизан» (х.Державный), «Октябрьская заря» (х.Западный), «Реконструкция» (х.Белецкий), «Червона Украина» (х.Украинский), имени Советов (х.Южный), «Красный юг» (х.Клён), «Маяк революции» (х.Подковский), имени Ворошилова (х.Лок).
А еще через семнадцать лет земли бывших колхозов «Красный партизан» и «Октябрьская заря» были переданы колхозу «Путь к коммунизму» (ст.Убеженская).
Колхоз укреплялся и рос. Строилось много новых производственных помещений. И первое время мы с подружкой месили раствор для каменщиков, которые возводили гараж. Подносили им и раствор в ведрах, и кирпичи. Потом немного работала уже на сахарном заводе. А через время маме кто-то из знакомых посоветовал меня в чайную устроить. Убирала я со столов после того, как люди уже уходили, хотя должность мою громко называли помощником повара.
Так через несколько лет и на пекарню перешла, которую заново построили уже на привычном нам месте — на перекрестке трех дорог: улиц Ленина, Красноармейской и Партизанской. И там уже работала Нина Григорьевна Архипова, которой, как я поняла с годами, меня «передали» наши матери: моя замолвила словечко о трудоустройстве, а ее — ей наказала, что, мол, надо помочь людям. И там, на хлебопекарне, я и присохла…
Производство расширялось. И это тоже было веяние времени. Как-то незаметно стало снова не хватать людям хлеба: население-то было немалое, да и привыкли уже многие не к домашнему, а к покупному — качество его всегда было отменное, за хлебом успенским приезжали из других населенных пунктов. Так что реконструкция была весьма актуальна. А пока ее вели, мы временно трудились в других организациях, на других предприятиях.
Многое было сделано тогда. Достраивалось само здание хлебопекарни, закупалось новое оборудование. В начале семидесятых появились три современных по тому времени печи, тестомеска, отдельное помещение для вагонеток с готовой продукцией и так далее. А когда я еще только пришла туда работать, печь там была одна, очень похожая на детскую карусель. Только вот на ней не ребятня кружилась, а выпекаемый хлеб. «Карусель» же эту крутили специальные мастера, чтобы ни с одной стороны не подгорали буханки.
Принимали меня на хлебопекарню рабочей, а потом послали учиться на мастера-пекаря в школу при Пашковском хлебозаводе. В ней же училась и Нина Григорьевна Архипова, лаборант. Это ее заслуга, в основном, в том уникальном вкусе успенского хлеба: свой рецепт, свои дрожжи, которые она выводила… А в моей трудовой книжке есть запись, что с 1972-го я была уже мастером-бригадиром. В том же году вскоре прислали к нам после техникума инженером Виктора Калиновича Петрова (заведующей пекарней тогда была ветеран Великой Отечественной войны Ефросинья Самойловна Грунина, сменившая моего первого заведующего — Сергиенко, — которого отправили, как рассказали старшие женщины, в Трехсельское, налаживать производство на такую же пекарню).
А через одиннадцать лет Виктор Калинович возглавил производство. Безотказный был человек, внимательный и грамотный. Если случался какой-то сбой в работе, выходил устранять неполадки в любое время суток. Благо, для того, чтобы инженера на помощь позвать, нам нужно было только ему в окошко постучать: дом, в котором жил он с семьей, стоял во дворе пекарни.
«Мои года — мое богатство!»
…Незаметно пролетели годы. В 1997-м вышла Раиса Дмитриевна на пенсию. О рабочем времени напоминают ей фотографии из семейного архива, поощрения и награды. Рядом с медалью «Ветеран труда» хранится в коробочке еще одна — «За трудовое отличие», да знаки «Ударник коммунистического труда», «Ударник XI пятилетки» и «Победитель социалистического соревнования». А еще — многочисленные почетные грамоты, дипломы и благодарности. В качестве поощрения, ездили лучшие сотрудники райпо, в том числе, и хлебокомбината, на различные экскурсии по памятным и историческим местам Советского Союза. И их участников моя собеседница называла по именам на многочисленных фотографиях.
Но самое ценное в этой жизни для любой женщины — семья. Трех дочерей воспитали Раиса Дмитриевна с супругом Валентином Николаевичем: Наталью, Светлану и Ирину. Причем в третий раз «шли» они, как это водится, за мальчиком. Знакомые потом еще долго спрашивали у отца, мечтавшего о продолжателе рода Мологиных: «Как там сын Иринка растет?» Есть уже у счастливой бабушки трое внуков и пятеро правнуков. И за их будущее болит ее сердце.
— Я так переживаю из-за этой войны! Сама пережила грозные годы Великой Отечественной, а сейчас — снова воюют, причем те ребята, которые должны жить под мирным небом, осваивать любимые профессии, жениться и растить детей. Так хочется, чтобы скорее объявили нам: «Радуйтесь, люди! Победа!»
